Loading

В продолжительных лекциях, которые читают Софи в романе Тибинг и Лэнгдон, встречаются несколько замечаний, касающихся Римского императора Константина (ум.337) Большинство, если не все, напрямую взяты из книги «Святая Кровь, Cвятой Грааль» (Dell Books, 1983. стр. 365-9); местами фразы и последовательность высказываемых идей – абсолютно идентичны. Многие утверждения о Константине либо лживы, либо являются полуправдой, и базируются на предположениях и материале, вырванном из контекста. Дебаты, по поводу Константина, его веры, его отношений с католической Церковью, и его влияния на Христианство актуальны и сегодня в ученых кругах. Большинство историков признают, что он был сложным человеком, могущественный и временами жестоким императором (он казнил жену и сына при странных обстоятельствах), чья открытая страсть к христианству руководствовалась не всегда теологическими знаниями или благочестивой мудростью. Также нет никаких сомнений, что Константин явно покровительствовал христианству.

Такое отношение Константина к христианской религии, базировалась, отчасти, «на его политической интуиции, что единство империи, восстановленной им, могло быть охранено только при помощи Церкви, которая будет главным объединяющим элементом разноплеменной Империи. (Хьюго Ранер «Церковь и Государство в эпоху Раннего Христианства»,San Francisco, Ignatius, 1992, стр.41). Но было бы неверно изображать Константина исключительно как расчетливого правителя, который просто использовал Церковь в своих интересах. Историк Хьюго Ранер пишет, что « религиозные мотивы Константина, стоящие за попытками достичь контроля над Церковью, намного глубже. Не стоит забывать одного момента. Даже до того, как он обратился к христианству, Константин был одержим религиозным мистицизмом, который вылился в его участие в культе Sol Invictus -Непобедимого Солнца. Этот культ Непобедимого Солнца явно испытал влияние стоицизма и платонизма, это было поклонение высшему Божеству, и Константин верил в то, что «Провидение» избрало его чудесным инструментом и своим провозвестником. (Rahner, 41-2).

В 313 году, Константин и его друг – император Лициний выпустили Миланский эдикт, который признал Христианство законной религией. В нем даровалась «христианам и всем другим свобода следовать той религии, какой каждый желает, дабы находящееся на небесах Божество (греч. дабы Божество, каково бы оно ни было, и что вообще находится на небе) могло быть милостиво и благосклонно к нам и ко всем, находящимся под нашею властью» Далее значилось :«кроме сего, относительно христиан мы постановляем, чтобы те места, в которых прежде они обычно имели собрания, о которых в предыдущем указе к твоей чести было сделано известное постановление, если они окажутся купленными в предыдущее время какими-либо лицами, или у казны, или у кого другого, — эти лица немедленно и без колебаний возвратили бы христианам безденежно и без требования какой либо платы» (Миланский эдикт, March 313. Par. 3, 7).

Эдикт, как пишет Пол Джонсон, «явился одним из решающих событий в мировой истории. Однако история, стоящая за ним, запутанная и в некотором смысле загадочная. (A History of Christianity, стр.67).

Историки вероятно никогда точно уже не узнают, что произошло в 312 году в Битве с кесарем Максентием, сыном Максимиана, когда «невероятнейший знак был явлен [Константиу] с небес» (Евсевий Кесарийский, (цит.по Джонсону,стр.67) Увидев Христианский Крест в небе, Константин обратился в христианство. Но, как замечает Джонсон, «сведения об этом событии весьма сбивчивы и противоречивы, и есть некоторые сомнения по-поводу важности изменения веры Константина. Его отец был язычником, но покровительствовал христианам, сам Константин был поклонником культа солнца, широко тогда распространенного и среди христиан» (стр. 67). Здесь Джонсон частично обращается к тому факту, что христиане проводили свою еженедельную литургию в Воскресенье, первый день недели, со времен Павла и других апостолов. Воскресенье было также торжественным днем в культе Sol Invictus (Непобедимое Солнце); поклонение языческому богу солнца появилось в Римском мире около середины второго столетия и имело сильную поддержку со стороны императора Аврелия (270-5 гг.н.э.) (Чэз С.Клифон , «Энциклопедия ересей и еретиков»).

Следует также заметить, что поклонение солнцу не было официальной римской религией. Официальной религией Рима, как утверждает др. Маргарет Митчелл, член-корреспондент факультета богословии Чикагского Универстиета, специалиста в области Нового Завета и ранней христианской литературы «был культ Roma – богини – и ее обожествленных императоров, и Капитолийской троицы- Юпитера, Юноны и Минервы».

В «Коде да Винчи», историк Тибинг утверждает, что Константин « был всю жизнь язычником, которого крестили уже на смертном одре, когда он был слишком слаб, чтобы противиться этому.» Он утверждает, что официальной религией времен Константина было «поклонение солнцу – культ Sol Invictus, или Непобедимого Солнца, и Константин был главным служителем его культа». Он добавляет, что в 325, Константин «решил объединить Рим под одной религией. Христианством. (стр. 232)

Это смесь правды и заблуждений, большинство из которых скопированы из той же книги «Святая Кровь, Святой Грааль» (стр. 365-8), хотя утверждения в книге более точны, нежели те, которые можно обнаружить в романе Брауна. Существующее свидетельства указывают на то, что Константин действительно стал искренним и верующим христианином и старался оказаться от своего бывшего поклонения языческим богам. Однако, также очевидно и то, что он пытался примирить свою приверженность культу Sol Invictus и свою веру в христианского Бога. Частью это происходило из-за того, что он был императором, частью из-за того, что большинство населения были язычниками, и, вероятно, его собственным внутренним решением быть вначале правителем, а потом уже христианином.

Было бы грубым упрощением думать, что Константин мог каким - то образом выгадать из того, что он стал христианином, и официально поддержал церковь. « Христиане составляли всего лишь крошечную группу населения», утверждает Э.Х.М. Джонэс в своей книге «Константин и обращение Европы», и «и в большинстве своем не имели ни социального, не политического веса, принадлежав к средним и низшим классам городов. Сенаторская аристократия Рима вся до одного была языческой, состоявшие на государственной службе состояли главным образом из язычников, и кроме того, армия также преимущественно была языческой. Вряд ли стоило завоевывать благосклонность христиан, да и чтобы завоевать ее достаточно было бы проявить к ним терпимость». (Джонэс, стр.73).

От язычества к Христианству

Обращение Константина от язычества к Христианству не было немедленным или последовательным. Но на протяжении нескольких лет он увеличивал свою поддержку Церкви и вводил законы против определенных языческих ритуалов и практик. Некоторые ученые доказывают, что расхождение между монотеизмом Христианства и культом Sol Invictus было не так уж велико. Культ Sol Invictus не был ни политеистическим, ни даже пантеистическим, он был монотеистическим. Это было «поклонение божественному духу, которым управлялась вся вселенная, дух, символом которого было солнце; символ, в котором этот дух проявлял себя… весь культ пропитан идеей священности монархии. Более того, культ был в гармонии с философской религией, неуклонно набирающей силу в высших кругах администрации в течении тоже четвертого века, -культом Summus Deus – Бог, который высший». (Филипп Хьюгес «Церковь в кризисе: история вселенских соборов», New York, Image, 1964, стр.29-30).

Для Константина – человека, особенно не заботившегося о чистоте теологических концепций, была маленькая (если вообще была какая- то) разница между языческими и христианскими представлениями о Боге. «Переход от солнечного монотеизма (наиболее распространенной тогда формы язычества) к Христианству было не сложным», пишет историк Генри Шэдвик. «В Ветхозаветном пророчестве Христос называется как «Солнце правды»[Мал. 4:2]. Климент Александрийский говорит о том, что Христос управляет своей колесницей на небе как Бог-солнце….Тертуллиан говорит, что многие язычники считали, что христиане поклоняются солнцу, из-за их собраний по воскресениям и потому, что они молятся на восток. (Генри Шэдвик «Ранняя Церковь», Penguin Books, 1967, 1973, стр.126).

«Код да Винчи» намекает на то, что Константин был крещен против своей воли. В действительности, император желал креститься в водах Иордана, где крестился Иисус, но этого не случилось. Незадолго до Пасхи 337 года, он созвал нескольких епископов, снял свои пурпурные одеяния, и облачился в белые одежды новообращенного, был крещен Eusebius, епископом Никомедии. (Джонс,195-200). Спустя несколько дней он умер. Было распространенно у христиан откладывать крещение до самого смертного одра. Серьезные грехи, совершенные после крещения требовали и наложения суровой епитимьи, поэтому и считалось надежнее отложить крещение на конец жизни. (эта практика упоминается Августином в своей «Исповеди» (1:10.17 ). Таким подходом к крещению можно объяснить и случай с Константином, поскольку он без сомнения осознавал тот факт, что многие его действия считались Церковью серьезными грехами: «Было весьма распространено в то время (и практика эта продолжалась приблизительно до четвертого века) откладывать крещение на конец жизни, особенно если речь шла о людях наделенных властью, чья деятельность включала в себя пытки и казни преступников. Частично причина принятия таинства крещения в конце жизни объяснялась важностью и значимостью, придаваемому этому таинству». (Генри Шэдвик «Ранняя Церковь», стр.127).

Константин видел в Христианстве объединяющую силу, и видел именно в нем, а не в язычестве нравственное ядро и теологические представления, способные изменить общество к лучшему. Он не был святым, но он не принимал никогда решения, не сообразуясь с идеями нравственной добродетели - в противовес тому, как изображает его «Код да Винчи». Вильям Дюрант, которого вряд ли можно назвать расположенным к Церкви, пишет, « Его Христианство, начавшись как политика, вылилась в искреннее убеждение. Он стал его наиболее последовательным проповедником, настойчиво преследовал язычников, и каждый свой шаг соизмерял с Богом. Будучи мудрее, чем Диоклетеан, он вдохнул новую жизнь в стареющую империю, заставив ее ассоциироваться с молодой религией, энергичной организацией, чистой моралью. (Вильям Дюрант Христос и Цезарь: История цивилизации, часть III , New York, Simon and Schuster, стр.664). Константин, как не был всю жизнь язычником, так и не был циничным манипулятором. . "[Дэн] Браун сделал из него карикатурного примитивного злодея," утверждает др.Митчелл. "То, что Константин, как император, имел «политические мотивы» («Код да Винчи», стр. 234) не является новостью. Вопрос в том, как религия и политика (которые в античном мире были нераздельны), были взаимосвязаны для него.

Языческие корни или современный вымысел?

По словам Тибинга, Церковь позволила Константину оставить языческие символы и создать «религию- гибрид». Но, по словам Лэнгдона, Церковь никогда не желала такой уступки, но искала способов, как силой уничтожить все следы языческой веры. Так как же все-таки было? Путаница Брауна, возможно, возникает из-за поверхностности его исследования, или из-за желания достичь сразу двух целей: обвинить Церковь и в преступном соглашательстве и в одинаково преступной нетерпимости.

Между тем, совершенно очевидно, что ранние христиане не желали идти ни никакие компромиссы с язычеством, это прекрасно видно из того, как преследовали и убивали их на протяжении первых трех веков церковной истории. Почему христиане, которые при Диоклетиане стойко выносили страдания за свою приверженность вере, должны были изменить ей, и пойти на компромисс? Браун следует популярной, но давно уже дискредитировавшей себя, идее, появившейся в конце 19 столетия у скептиков, пытавшихся подорвать историчность Христианства. Как объясняет Рональд Нэш, «приблизительно с 1890 до 1940, ученые часто утверждали, что на примитивное Христианство в огромной степени повлияли платонизм, стоицизм, элементы языческой мистики, и другие течения эллинистического мира". На эту тему было написано множество книг, и сегодня, как замечает Нэш, "большинство исследователей Библии, серьезно даже не относятся к таким заявлениям, считая их отжившей свое темой». (Рональд Нэш. " Евангелие и Греки: заимствовал ли Новый Завет языческие верования», Phillipsburg, NJ, P&R Publishing, 2003. стр.1).

Во-вторых, говорить о «религии- гибриде», о том, что христиане взяли некоторые символы и праздники и придали им христианский смысл, очистив их от несовместимых с религией Христианства элементов, - это выказать полное непонимание того, что происходило в действительности. Это искажает сами истоки христианской веры, - такие как Непорочное Зачатие, Божественность Христа, Страсти Господни, Воскресение. Вера в них коренится в действительных исторических событиях, а не в мифологии.

Роман штампует некоторые стандартные идеи – многие из которых практически дословно повторяют положения книги «Святая Кровь, Святой Грааль»(стр. 367-8) о том, что все в христианстве было заимствовано в язычестве. Лэнгдон упоминает о "метаморфозе", и настаивает, что "следы языческой религии в Христианской символике несомненны". Он утверждает:

«Египетские солнечные диски превратились в нимбы католических святых. Пиктограммы богини Исиды, баюкающей своего чудесным образом зачатого сына Гора, стали образчиком образов Девы Марии с младенцем Иисусом на руках. И фактически все элементы католического ритуала – митра, алтарь, славословие, причастие, поедание «тела Христова», наконец, – были непосредственно позаимствованы из более ранних языческих религий». (стр. 232)

Тибинг добавляет: «В христианстве все заимствовано», и утверждает, что многие детали жизни и личности Христа были позаимствованы у античного дохристианского бога Митры, «его еще называли сыном Солнца и Светочем Мира, родился 25 декабря, был похоронен в склепе на склоне горы и ровно через три дня воскрес. Кстати, 25 декабря является также днем рождения Осириса, Адониса и Диониса. Новорожденного Кришну одарили золотом, ладаном и миррой. Даже священный для христиан день недели был позаимствован у язычников» (стр. 232).

Множество проблем возникает с этими утверждениями. Христиане не только не заимствовали идеологию или теологию, практически нет никаких свидетельств того, что такие языческие религиозные верования, как культ Исиды и Осириса или культ бога Митры, в том виде, в котором их описывает «Код да Винчи» или книга «Святая Кровь, Святой Грааль» вообще существовали до середины первого столетия.

Рональд Нэш, чья книга «Евангелия и греки» доказывает в подробностях ложность всех этих утверждений, объясняет, что в лучшем случае они ошибочны, а в худшем – откровенно тенденциозны:

«до третьего столетия у нас нет заслуживающих доверия материалов (письменных источников свидетельствующих о тайных религиях), которые помогли бы точно воссоздать их веру. Множество писателей использовали поздние материалы (датируемые позднее второго века) чтобы изобразить картину культа раннего времени. Этот подход вряд ли может вообще читаться историческим. По информации, которая появилась спустя несколько веков после определения канона Нового Завета, нельзя воссоздать картину того, что представляли собой языческие культы в первом веке. Ключевой вопрос, это не то, какое возможное влияние эти верования могли оказывать на христианский мир после IV века, а то, как эта изжившая себя религия могла повлиять на Новый Завет в первом веке». (Рональд Нэш " Евангелие и Греки: заимствовал ли Новый Завет языческие верования», Christian Research Journal, Winter, 1994).

Ответ на этот вопрос - прост – «никак». На самом деле, существуют неоспоримые свидетельства того, что языческие верования заимствовали элементы христианской религии во втором и третьем столетиях, особенно по мере того, как укреплялось христианство. « Нельзя считать, - пишет специалист по ранней Церкви историк Брюс Метцгер,- что языческая вера всегда оказывала влияние на Христианство, как раз наоборот, не только возможно но и вполне очевидно, что в определенных моментах мы можем говорить об обратной ситуации. («Исторические и литературные исследования: язычники, иудеи, и христиане», Grand Rapids, Eerdmans, 1968, стр.11).

Масса ученых, включая Нэша, Э.О. Джеймса, Брюса Метцгера, Гюнтера Вагнера («Крещение Павла и языческие мистерии»), и Хьюго Ранера («Греческие мифы и христианская тайна») подробно указывают на то, что языческие мистические верования существенно отличались от Христианства. Эти верования основывались на природном цикле, они делали акцент на эзотерических (тайных) знаниях, ставили эмоциональный экстаз выше доктрины и догмы, и их главной целью был мистический опыт. Они были синкретичны, зачастую заимствовали элементы других языческих движений, и мало заботились об утверждении своей веры и учения – в противоположность апостольской традиции, так усердно поддерживаемой христианами. (Нэш " Евангелие и Греки... », стр.105-20). Возможно самый главный момент отличия – это в мифологическом характере языческих верований и историческом характере Евангелий и книг Нового Завета. Как пишет Метцгер в своем классическом исследовании «Исторические и литературные исследования: язычники, иудеи, и христиане» , - « в отличие от языческих богов, которые были расплывчатыми фигурами мнимого прошлого, Божественное Существо, которому христиане поклонялись как Богу, было реальной Личностью, жившей на Земле не задолго до того, как были написаны самые ранние книги Нового Завета. С самых ранних времен христиане верили в то, что Иисус « был распят при Понтии Пилате» . С другой стороны, Плутарх считал необходимым предупредить жрицу Клеа «не относиться «ни к одному из этих рассказов [касающихся Исиды и Осириса ] как будто они действительно имели место’" (Метцгер «Исторические и литературные исследования: язычники, иудеи, и христиане», стр.13).

Имея это в виду, кратко охарактеризуем те языческие верования, которые, как утверждает роман, Константин и Церковь заимствовали, или попросту украли, в четвертом веке.

Прочтено: 3618      

ОтличноОчень хорошоХорошоНормальноПлохо